warning: обсценная лексика, богохульство, упоминание сексуальных перверсий и девиаций.

i’d like to destroy you a few times in bed.
ernest hemingway, the snows of kilimanjaro

Матиаса нет дома.
Его теперь часто не бывает: днями отдается трактатам по спортивной психологии, ночами — случайным девкам, благосклонность которых разменивается сдержанным блеском матово позолоченных Visa Gold, а я коротаю жизнь в жадных взглядах патологически похожих на него мальчишек. Все они — темноволосые, темноглазые, темнобровые, коротко стриженые и мускулистые, — выглядят в точности, как он, стоит только повысить содержание ароматного можжевелового алкоголя в крови и процент сладкого конопляного дыма в легких.
Я сублимирую, инверсно сублимирую: лишенная возможности направить поступки и чаяния на благо my own personal Jesus, подзадержавшегося с воскрешением всего ничего — полярные сутки, ищу спасение во блуде. Мария Магдалина нового времени, блядь.
Злободневная религиозная ассоциация вызывает приступ сардонического смеха, держащая бритвенный станок рука дергается, по коже расплывается неясных очертаний кровавая клякса.
Цежёное сквозь зубы, ругательство звучит неубедительно: слишком поглощена собственными мыслями, чтобы всерьёз негодовать по поводу нелепейшего пореза, достойного тринадцатилетней вертихвостки, собирающейся лишиться девственности на потертом заднем сиденье обшарпанного пикапа отца своего бойфренда-на-пять-минут. 
За шумом воды почти забываю, что дома я не одна — звук распахиваемого настежь окна и следующий за ним грохот заставляют сильно вздрогнуть и выронить от неожиданности станок. В гостиной что-то падает, катится, пластмассово громыхает… шлем!
Твою же ж бога в душу мать, только не Мате!
Пускай любой из моих, но только не шлем Мате!
После его «возвращения» предмет гонок стал для обсуждения закрытым: на время покинувший трассы, отчаянно скучающий по «итальянке», он всякий раз переводит тему, едва заслышит в словах собеседника малейший намек на грозное рычание мотора, а я не спешу натирать оголенные волокна хлоридом натрия — кто знает, чем это закончится: то ли дублеными канатами нервов, то ли необдуманным решением уйти из спорта навсегда, — только ненавязчиво раскладываю по квартире символы прежней, беспечной жизни: гаечные ключи, перчатки для вождения, золотые медали, памятные грамоты… Ему нужен этот ревущий двигателями и трибунами, визжащий шинами и фанатками мир, нужен ровно так же, как нужен — необходим! — мне он, и в моих силах напомнить ему об этом. Хотя бы и повсеместным разбрасыванием значимых мелочей: обязательно так, чтобы попадались на глаза. Под руку — необязательно.
Дьявол задери этого мальчишку! Наверняка ведь специально свалил, гаденыш!
My relatively new lover is territorially aggressive, you see. Если не метит места — вдребезги разносит чужие границы: нет бога, кроме Маркуса, и киноэкран — пророк его, аминь. Даром, что не видела ни единого фильма с его участием, преклоняться обязана вне зависимости, я же напрочь отказываюсь творить себе кумира, за это, видимо, и мстит, змееныш тщеславный. Давно бы следовало послать в ебеня с такими замашками, да в сексе уж больно груб и изобретателен, засранец.
Хотя и выдающиеся постельные таланты его не спасут, если обнаружу на карбоне вмятину, — так уронить гоночный шлем, конечно, нужно постараться, но, зная этого паскудника, ничуть не сомневаюсь в его особых умениях и навыках, — заказ нового придется согласовывать с Матиасом — как следствие, сыпать всё ту же соль на всё те же раны.